Неточные совпадения
Полковник начал уж с досадою постукивать
ногою.
Та подала ему.
Полковник от нетерпения постукивал уже
ногою.
Вскоре после того Павел услышал, что в комнатах завыла и заголосила скотница. Он вошел и увидел, что она стояла перед
полковником, вся промокшая, с лицом истощенным, с
ногами, окровавленными от хождения по лесу.
Она по-прежнему была в оборванном сарафанишке и с босыми расцарапанными
ногами и по-прежнему хотела, кажется, по преимуществу поразить
полковника.
Вакация Павла приближалась к концу. У бедного
полковника в это время так разболелись
ноги, что он и из комнаты выходить не мог. Старик, привыкший целый день быть на воздухе, по необходимости ограничивался тем, что сидел у своего любимого окошечка и посматривал на поля. Павел, по большей части, старался быть с отцом и развеселял его своими разговорами и ласковостью. Однажды
полковник, прищурив свои старческие глаза и посмотрев вдаль, произнес...
— Мысль Сперанского очень понятна и совершенно справедлива, — воскликнул Павел, и так громко, что Александра Григорьевна явно сделала гримасу; так что даже
полковник, сначала было довольный разговорчивостью сына, заметил это и толкнул его
ногой. Павел понял его, замолчал и стал кусать себе ногти.
Вслед за ней, часто шаркая
ногами, приплелась древняя мамаша
полковника, маленькая, глухая, но еще бодрая, ядовитая и властная старушонка.
В половине одиннадцатого приехал полковой командир. Под ним был огромный, видный гнедой мерин, весь в темных яблоках, все четыре
ноги белые до колен.
Полковник Шульгович имел на лошади внушительный, почти величественный вид и сидел прочно, хотя чересчур по-пехотному, на слишком коротких стременах. Приветствуя полк, он крикнул молодцевато, с наигранным веселым задором...
Полковник шел подле и, поглядывая то себе под
ноги, то на наказываемого, втягивал в себя воздух, раздувая щеки, и медленно выпускал его через оттопыренную губу.
— А эта
нога три года работает под руководством
полковника Клюге фон Клюгенау — первого наездника русской армии.
— Да,
полковник, да! именно так будет, потому что так должно быть. Завтра же ухожу от вас. Рассыпьте ваши миллионы, устелите весь путь мой, всю большую дорогу вплоть до Москвы кредитными билетами — и я гордо, презрительно пройду по вашим билетам; эта самая
нога,
полковник, растопчет, загрязнит, раздавит эти билеты, и Фома Опискин будет сыт одним благородством своей души! Я сказал и доказал! Прощайте,
полковник. Про-щай-те,
полковник!..
— Дал он мне хину в облатке, а я её разжевал. Во рту — горечь нестерпимая, в душе — бунт. Чувствую, что упаду, если встану на
ноги. Тут
полковник вмешался, велел меня отправить в часть, да, кстати, и обыск кончился. Прокурор ему говорит: «Должен вас арестовать…» — «Ну, что же, говорит, арестуйте! Всякий делает то, что может…» Так это он просто сказал — с улыбкой!..
Ногами затопали, начали кричать гневно, как будто в глаза пану
полковнику, и даже запенились…
Пан
полковник, преисполненный… чувствами, не может ничего выговорить, а только машет рукою и силится поднять
ногу, знаками показывая, что он хочет сесть в берлин.
Пан
полковник, разговаривая со старшими, которые стояли у стены и отнюдь не смели садиться, изволили закашляться и плюнуть вперед себя. Стремительно один из бунчуковых товарищей, старик почтенный, бросился и почтительно затер
ногою плеванье его ясновельможности: так в тот век политика была утончена!
В первое мгновение я не подумал, что мне должно делать: отпрашиваться ли у
полковника, чтобы он перестал гневаться на меня и не отдавал бы меня в службу, или заупрямиться и отбиваться руками и
ногами и кричать изо всех сил, что не хочу.
Чай был приготовлен по-английски, с массой холодных закусок. Громадный кровавый ростбиф окружали бутылки вина, и это вызвало довольный хохот у
полковника. Казалось, что и его полумёртвые
ноги, окутанные медвежьей шкурой, дрогнули от предвкушения удовольствия. Он ехал к столу и, простирая к бутылкам дрожащие пухлые руки, поросшие тёмной шерстью, хохотал, сотрясая воздух столовой, обставленной плетёными стульями.
Почувствовав некоторое затруднение в точной формулировке тех философских заключений, которые теснились под его форменной фуражкой,
полковник быстро повернулся опять к бродяге и измерил его с
ног до головы пристальным и любопытным взглядом.
Но
полковник, заметивший бродягу еще на половине своего пути, оказал ему более внимания. Он прибавил шагу, потом, приблизившись, быстро и внезапно остановился, причем ножны его сабли с размаху ударили по коротким
ногам. Откинув назад голову с широким добродушным лицом, он взглянул на бродягу из-под громадного козырька и хлопнул себя рукой по бедру.
Елизавета. Но ведь простил же! (Взяв падчерицу за плечи, встряхивает её.) Ой, Антошка, если б ты видела этого
полковника Ермакова! Вот мужчина! Он и в штатском — воин! Глазищи! Ручищи! Знаешь, эдакий… настоящий, для зверского романа! Убить может! Когда я его вижу — у меня
ноги дрожат… Нет, ты — вялая, холодная, ты не можешь понять… Василий Ефимович, конечно, должен ревновать, он — муж! Должен!
Поручик, например, любил, может быть, общество порядочных женщин и важных людей — генералов,
полковников, адъютантов, — даже я уверен, что он очень любил это общество, потому что он был тщеславен в высшей степени, — но он считал своей непременной обязанностью поворачиваться своей грубой стороной ко всем важным людям, хотя грубил им весьма умеренно, и когда появлялась какая-нибудь барыня в крепости, то считал своей обязанностью ходить мимо ее окон с кунаками [Кунак — приятель, друг, на кавказском наречии.] в одной красной рубахе и одних чувяках на босую
ногу и как можно громче кричать и браниться, — но всё это не столько с желанием оскорбить ее, сколько с желанием показать, какие у него прекрасные белые
ноги, и как можно бы было влюбиться в него, если бы он сам захотел этого.
Генерал, опустивши трубку, начал смотреть с довольным видом на Аграфену Ивановну. Сам
полковник, сошедши с крыльца, взял Аграфену Ивановну за морду. Сам майор потрепал Аграфену Ивановну по
ноге, прочие пощелкали языком.
Полковник со всех
ног бросился облекать себя в полную парадную форму.
— Ступай до пана
полковника, к допросу зовут, — грубо хватая за плечо Игоря и заставив его подняться на
ноги, бросил он на своем ломаном языке.
Слышно было, как
полковник кричал и топал
ногами.
Против нее, в том же купе, читал газету пожилой
полковник, почтительно принявший длинные
ноги, когда она садилась.
В гостиной
полковник (Лука Иванович разглядел, что у него эполеты были без звездочек) уселся около дивана, где поместилась хозяйка, и плотно придвинул к дивану свое кресло. Палаш он уткнул между
ног и сейчас же полез в карман рейтуз.
Полковник Бутович лежал, прислонясь к стене, в сюртуке и белой жилетке, два ребра были выворочены. У его
ног лежал убитый штабс-лекарь Богоявленский. Далее поручик Панов. Последний лежал ничком в луже крови и хрипел. Один Забелин в забытье карабкался по стене и, будучи в силах еще держаться на
ногах, ничего не видя вокруг себя, весь в ранах, поправляя волосы, не переставал бранить поселян, которые насмехались над ним, подставляли ему зеркало, предлагая посмотреть на себя.
Князь Вадбольский. В этих высокоблагородиях да высокородиях черт
ногу переломит. Иной бы и сказал: высокий такой-то, а сердце наперекор твердит — низкородный и даже уродный. Ой, ой, вы немцы! все любите чинами титуловаться. По-нашему: братец! оно как-то и чище и короче. Послушайте же меня, господин
полковник фон Верден: для вас эта гистория будет любопытна. Ведь вы под Эррастфером не были?
Какое-то привидение, высокое, страшное, окровавленное до
ног, с распущенными по плечам черными космами, на которых запеклась кровь, пронеслось тогда ж по рядам на вороной лошади и вдруг исчезло. Ужасное видение! Слова его передаются от одного другому, вспоминают, что говорил
полковник генерал-вахтмейстеру об охранении пекгофской дороги, — и страх, будто с неба насланный, растя, ходит по полкам. Конница шведская колеблется.
И тут, глядя в блестящие влажные глаза,
полковник Пряхин понял, что перед ним сумасшедшая от любви, от гордости и от счастья женщина, — и ему сделалось страшно, и единственный раз за всю свою жизнь он почувствовал обманчивую призрачность солнца, земли, на которой так твердо стоят его
ноги, всего, что окружает и в чем живет человек.
Ударив своими длинными мускулистыми
ногами лошадь, как будто она была во всем виновата,
полковник выдвинулся вперед и 2-му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.